Бывшая любовница - Страница 30

Кара не сводила с него глаз. Горло у Пепе сдавило. Он никогда не обсуждал этого ни с Лукой, ни с кем. Он обязан сказать Каре правду, потому что в глубине души он знал: ребенок, которого она носит, его, но не осмеливался произнести это.

– Я был вне себя от радости, что стану отцом. Я был… – Пепе покачал головой, вспоминая те моменты. – В то время у меня голова шла кругом. Только что умер отец, и тут Луиза сказала мне, что беременна. Жизнь сразу приобрела значение – это был знак, что чудеса случаются. Мы с Луизой много раз говорили о свадьбе, а теперь был повод снова все обсудить. Я хотел, чтобы наш ребенок носил фамилию Мастранджело и чтобы у обоих его родителей тоже была такая же фамилия.

Пепе допил остывший, безвкусный кофе и взглянул на Кару.

Она стояла спиной к перилам, руки сложила на груди, зеленые глаза смотрели прямо на него.

Он видел, как она побледнела, в глазах – понимание.

– Я думал, что Луиза тоже счастлива, но шли недели, и она стала замыкаться в себе, не разрешала мне сказать моей семье или ее семье о ребенке – якобы еще рано. А потом, на следующее утро после первого УЗИ, в тот день, когда она согласилась, чтобы мы поделились со всеми нашей радостью, она призналась, что у нее была связь на одну ночь. Что она переспала с мужчиной, когда я уезжал на уикэнд в университет к Луке. – Пепе уже не стал скрывать горечь. – Она и ее любовник забыли о презервативах. Она была в ужасе, что я узнаю, поэтому спустя несколько дней устроила так, чтобы мы тоже забыли воспользоваться контрацептивами. Чтобы получилось так, что если она окажется беременной, то скажет, что ребенок мой.

– Что ты сделал? – еле слышно спросила Кара.

Пепе горько рассмеялся и покачал головой:

– Я сказал ей, что мне все равно. Что это не имеет значения. Сказал, что люблю ее и выращу ребенка как собственного, даже если есть сомнения в том, что он мой. Но это было неправдой – я сделал бы это не ради нее, а из-за ребенка. Потому что ребенок уже был моим – я прирос к нему сердцем. Я рисовал в уме мальчика или девочку, представлял, как этот ребенок подрастает. Я представил, как поведу свою дочь к алтарю и как мой взрослый сын попросит меня быть его шафером.

Воспоминания, так долго не высказанные, душили его. Но Пепе заставил себя закончить:

– Сначала она согласилась. А потом, через две недели, когда беременность была пятнадцать недель, она уехала на уик-энд навестить тетку. Это оказалось враньем. На самом деле она отправилась в Англию, чтобы сделать аборт. Ее любовник – с которым, как выяснилось, она продолжала видеться, – дал ей на это деньги.

Повисло молчание, тяжелое и давящее.

– О боже, – прошептала Кара. – Мне так жаль.

– Жаль чего? – огрызнулся Пепе, не в силах сдерживаться. – Что меня обманули? Что я был настолько глуп, что согласился, чтобы мне наставил рога не кто иной, как Франческо Кальветти?…

– Он… был ее любовником?

– Ты его знаешь?

Кара с отвращением скривилась:

– Я знаю… о нем.

Конечно же она знала. Лука имел дела с этим мерзавцем и недавно порвал с ним. Грейс, невестка, его презирала.

– В детстве мы вместе играли – родители этого хотели. Он и мой брат когда-то дружили.

Кара робко положила ему ладонь на плечо. Он понял, что она хочет выразить ему сочувствие, но сейчас ему было не до сочувствия. Он впервые вывернул свою душу наизнанку, а такое «очищение» дается нелегко. И особенно он не хотел сочувствия от Кары, женщины, которая заставила его окунуться в такую пучину чувств, какие он не испытывал целых пятнадцать лет.

Он взял ее руку, поднес к своей щеке и приложил к шраму.

– Этот шрам от Луизы. Я был вне себя от злости после того, что она сделала, и обозвал ее всеми мерзкими и грязными именами, какие только пришли в голову. В ответ она полоснула меня кухонным ножом. Я сохранил шрам как напоминание о том, что никогда нельзя никому верить.

У Кары глаза сделались огромными и заблестели от набежавших слез.

Пепе отпустил ее руку.

– Ты знаешь все. Надеюсь, теперь ты сможешь понять, почему я не доверяю людям и почему не могу дать тебе денег, которые ты хочешь получить до рождения нашего ребенка. Ничего личного по отношению к тебе. Пожалуйста, поверь, что это так и есть.

* * *

Кара машинально одевалась: синяя юбка, черный свитер-водолазка и плотные черные колготы. Волосы она завязала в хвост. Руки у нее дрожали, из головы не выходили мысли о Пепе.

После их разговора на балконе он ушел, сказав, что ему надо поплавать. Она не нашла слов – была слишком потрясена, чтобы его задерживать.

Сердце у нее дрогнуло, когда она вошла на кухню и увидела Пепе – он ел хлеб с шоколадной пастой. Сейчас на нем были не только джинсы, но и черная футболка. Волосы влажные, и он побрился.

Он поднял на нее глаза и, заметив, что она неуверенно стоит в дверях, встал.

– Пожалуйста, поешь. – И указал на блюдо с печеньем и круассанами. – Я приготовил тебе чай.

Он специально приготовил ей чашку чаю… У Кары подпрыгнуло сердце. Он налил чай в чашку, а она бросила взгляд на его босые ноги и заморгала, чтобы смахнуть горячие слезинки.

Она взяла с блюда круассан и положила на тарелку, которую он поставил перед ней. Кара отломила кусочек круассана и сунула в рот, не сводя глаз с Пепе, – он добавил молоко ей в чашку, прежде чем подвинул к ней.

– Спасибо, – прошептала она. Ей хотелось коснуться Пепе, погладить его по лицу и поцеловать.

– Знаешь, что я больше всего люблю в Грейс? – спросила она у Пепе, когда он снова сел.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Я люблю в ней… все. Когда я переехала в Англию – мне тогда было тринадцать, – то пошла в новую школу, где меня почти все избегали. У всех были свои компании. Я была чужой, а Грейс взяла меня к себе под крылышко. Она водила меня по художественным салонам, а в уик-энд – на вечеринки и всегда стояла рядом, стараясь, чтобы я не чувствовала себя брошенной. Кончилось тем, что я практически переехала к ней домой. Она познакомила меня с живописью. Даже когда было очевидно, что я не смогу нарисовать ничего, кроме смешного человечка, она не оставляла меня в покое. Она посоветовала мне изучать историю искусств в университете, потому что поняла, что меня интересует. Мы учились на разных факультетах, но жили вместе и были неразлучны. Я отдала бы жизнь за Грейс. Она была для меня больше чем лучшая подруга – она единственный человек, кто в меня поверил. А мои родители были так заняты друг другом, что забыли обо мне, за исключением того, что кормили и одевали.